Вкус дыма - Страница 48

– Безусловно, господин сислуманн, – нервно отозвался Тоути. Великолепие кабинета действовало на него угнетающе. Он и не подозревал, что тут, на севере, встречается подобная роскошь.

– Мои люди сообщили, что осужденная была доставлена в Корнсау без происшествий.

– Насколько я понимаю, это именно так, – подтвердил Тоути. – И я рад сообщить, что Агнес вполне обжилась в новом месте заключения, то есть в Корнсау.

– Понимаю. Ты называешь ее по имени.

– Таково ее пожелание, господин сислуманн.

Блёндаль откинулся в кресле.

– Дальше.

– В последнее время заключенная наряду со всеми трудилась на сенокосе, – продолжал Тоути. – И окружной староста Йоун Йоунссон уведомил меня, что за работой она держится послушно и кротко, как того требует ее положение в глазах закона.

– Ее не держат в кандалах?

– Как правило – нет.

– Понимаю. А ее домашние обязанности?

– Заключенная исполняет их с величайшим усердием. В непогоду она целыми днями охотно занималась вязанием.

– Напомни там, пусть будут начеку, когда дают ей острые предметы.

– Там об этом помнят, господин сислуманн.

– Хорошо.

Блёндаль вместе с креслом отодвинулся от стола и, вытянув ящик, бережно достал оттуда лист светло-зеленой бумаги и перочинный нож. Затем повернулся и снял с полки шкафа хрустальную вазочку с лебедиными перьями.

– Я всегда отправляю служанок собирать эти перья, – заметил Блёндаль, ненадолго отвлекшись от темы разговора. – В конце лета. Перья лучше собирать во время линьки. Нет нужды их выдергивать.

С этими словами он протянул Тоути вазочку со связкой перьев.

– Нет-нет, что вы, я не могу… – Тоути замотал головой.

– Я настаиваю, – пробасил Блёндаль. – Достойного человека отличает от всех прочих качество его письменных принадлежностей.

– Благодарю. – Тоути робко взял перо.

– Лебеди, – сказал Блёндаль, – снабжают нас множеством полезных материалов. Из кожи их лап получаются превосходные кошельки.

Тоути рассеянно провел по ладони кромкой пера.

– Да и вареные яйца лебедей вполне сносны на вкус. – Блёндаль аккуратно смахнул со стола обрезки очиненного пера и откупорил крохотную чернильницу. – А теперь, будь любезен, вкратце изложи, каковы твои религиозные наставления преступнице.

– Да-да, конечно. – Тоути почувствовал, что ладони его вспотели. – Во время сенокоса я посещал ее нерегулярно, будучи, как вы понимаете, занят сенокосом в Брейдабоулстадуре.

– Каким образом ты готовился к беседам с осужденной?

– Я… я покривил бы душой, сказав, что поначалу долг спасения души осужденной не показался мне чрезмерно тяжким бременем.

– Чего-то подобного и я опасался, – мрачно заметил Блёндаль. И сделал пометку на лежавшем перед ним листе бумаги.

– Я думал, что осужденная может очистить свою душу от грехов только через молитвы и увещевания, – продолжал Тоути. – Я провел несколько дней, перебирая стихи, псалмы и прочие источники, которые, по моей мысли, привели бы ее к стопам Господа.

– И что же ты выбрал?

– Выдержки из Нового Завета.

– Из каких глав?

– Э-э… Тоути пугала стремительность, с которой сыпались вопросы сислуманна. – Евангелие от Иоанна. Послание к коринфянам, – запинаясь, выдавил он.

Блёндаль искоса глянул на Тоути и продолжал писать.

– Я пытался беседовать с ней о важности молитвы. Она попросила меня уйти.

Блёндаль усмехнулся.

– Меня это не удивляет. Во время суда у меня сложилось впечатление, что она – закоренелая безбожница.

– Нет, что вы! Она, судя по всему, весьма начитана в христианской литературе.

– То же самое, я уверен, можно сказать и о Сатане, – заметил Блёндаль. – Преподобный Йоуханн усадил Фридрика Сигюрдссона читать «Страстны́е псалмы». А также «Откровение Иоанна Богослова». Куда более полезное чтение.

– Возможно. Как бы то ни было… – Тоути выпрямился в кресле. – Мне стало очевидно, что осужденной для того, чтобы подготовиться к смерти и приобщиться к слову Господню, необходимы иные средства, нежели церковные назидания.

Блёндаль нахмурился.

– И каким же способом ты, преподобный, приобщал осужденную к Господу?

Тоути откашлялся и осторожно положил перо на стол перед собой.

– Боюсь, вы сочтете его не вполне каноничным.

– Так поделись же со мной, и мы оба узнаем, насколько обоснованны твои опасения.

Тоути помолчал.

– Господин сислуманн, – наконец сказал он, – я пришел к убеждению, что путь к душе Агнес Магнусдоттир откроет не суровый глас священнослужителя, грозящий неизбежной плахой, но мягкий и вопрошающий голос друга.

Блёндаль уставился на него во все глаза.

– Мягкий голос друга, – повторил он. – Надеюсь, я ошибся, сочтя, что ты говоришь всерьез.

Тоути залился краской.

– Нет, господин сислуманн, боюсь, что не ошиблись. Все попытки повлиять на осужденную проповедями производили противоположное действие. Поэтому я… побуждаю ее рассказывать о своем прошлом. Вместо того чтобы обращаться к ней, я позволяю ей говорить самой. Я предоставляю ей последнего слушателя, который внемлет ее горестному повествованию о прожитой жизни.

– Ты молишься вместе с ней?

– Я молюсь за нее.

– А она молится за себя?

– Я полагаю немыслимым, господин сислуманн, чтобы она, оставаясь наедине с собой, не молилась. В конце концов, она обречена на смерть.

– Обречена, – повторил Блёндаль. – Нет, преподобный, она приговорена к смерти и всецело заслужила этот приговор.

В дверь постучали.

– А, – сказал Блёндаль, поднимая взгляд. – Это ты, Сэунн. Входи.